Владислав Ходасевич

(1886 – 1939)

В заботах каждого дня

В заботах каждого дня
Ж
иву, – а душа под спудом
Каким-то пламенным чудом
Живёт помимо меня.

И часто, спеша к трамваю
И
ль над книгой лицо склоня,
Вдруг слышу ропот огня –
И глаза закрываю.

Слышать я вас не могу

Слышать я вас не могу.
Не подступайте ко мне.
Волком бы лечь на снегу!
Дыбом бы шерсть на спине!

Белый оскаленный клык
В
небо ощерить и взвыть –
Так, чтобы этот язык
Зубом насквозь прокусить…

Впрочем, объявят тогда,
Что исписался уж я,
Эти вот все господа:
Критики, дамы, друзья.

Джон Боттом

1
Джон Боттом славный был портной,
Его весь Рэстон знал.
Кроил он складно, прочно шил
И
дорого не брал.
2
В опрятном домике он жил
С любимою женой
И то иглой, то утюгом
Работал день деньской.
3
Заказы Боттому несли
Порой издалека.
Была привинчена к дверям
Чугунная рука.
4
Т
ук-тук – заказчик постучит,
Откроет Мэри дверь, –
Бери-ка, Боттом, карандаш,
Записывай да мерь.
5
Но раз… Иль это только так
Почудилось слегка? –
Как будто стукнула сильней
Чугунная рука.
6
Проклятье вечное тебе,
Четырнадцатый год!..
Потом и Боттому пришёл,
Как всем другим, черёд.
7
И
с верной Мэри целый день
Прощался верный Джон
И целый день на домик свой
Глядел со всех сторон.
8
И Мэри так ему мила,
И домик так хорош,
Да что тут делать? Всё равно:
С собой не заберёшь.
9
В
зял Боттом карточку жены
Да прядь её волос,
И через день на континент
Его корабль увёз.
10
Сражался храбро Джон, как все,
Как долг и честь велят,
А в ночь на третье февраля
Попал в него снаряд.
11
Осколок грудь ему пробил,
Он умер в ту же ночь,
И руку правую его
Снесло снарядом прочь.
12
Германцы, выбив наших вон,
Нахлынули в окоп,
И Джона утром унесли
И
положили в гроб.
13
И руку мёртвую нашли
Оттуда за версту
И положили на груди…
Одна беда – не ту.
14
Рука-то плотничья была,
В мозолях. Бедный Джон!
В такой руке держать иглу
Н
икак не смог бы он.
15
И возмутилася тогда
Его душа в раю:
«К чему мне плотничья рука?
Отдайте мне мою!
16
Я ею двадцать лет кроил
И
на любой фасон!
На ней колечко с бирюзой,
Я без неё не Джон!
17
П
ускай я грешник и злодей,
А плотник был святой, –
Но невозможно мне никак
Лежать с его рукой!»
18
Так на блаженных высотах
Всё сокрушался Джон.
Но хором ангельской хвалы
Б
ыл голос заглушён.
19
А между тем его жене
Полковник написал,
Что Джон сражался как герой
И без вести пропал.
20
Два года плакала вдова:
«О Джон, мой милый Джон!
Мне и могилы не найти,
Где прах твой погребён!.. »
21
О
слабли немцы наконец.
Их били мы как моль.
И вот – Версальский, строгий мир
Им прописал король.
22
А
к той могиле, где лежал
Неведомый герой,
Однажды маршалы пришли
Нарядною толпой.
23
И вырыт был достойный Джон.
И в Лондон отвезён,
И под салют, под шум знамён
В
аббатстве погребён.
24
И сам король за гробом шёл,
И плакал весь народ.
И подивился Джон с небес
Н
а весь такой почёт.
25
И даже участью своей
Гордиться стал слегка.
Одно печалило его,
Одна беда – рука!
26
Рука-то плотничья была,
В мозолях… Бедный Джон!
В такой руке держать иглу
Н
икак не смог бы он.
27
И много скорбных матерей
И много верных жён
К его могиле каждый день
Ходили на поклон.
28
И только Мэри нет как нет.
Проходит круглый год –
В далёком Рэстоне она
В
сё так же слёзы льёт:
29
«Покинул Мэри ты свою,
О Джон, жестокий Джон!
Ах, и могилы не найти,
Где прах твой погребён!»
30
Её соседи в Лондон шлют,
В аббатство, где один
Л
ежит безвестный, общий всем
Отец, и муж, и сын.
31
Но плачет Мэри: «Не хочу!
Я Джону лишь верна!
К чему мне общий и ничей?
Я Джонова жена!»
32
В
сё это видел Джон с небес
И возроптал опять.
И пред апостолом Петром
Р
ешился он предстать.
33
И так сказал: «Апостол Пётр,
Слыхал я стороной,
Что сходят мёртвые к живым
Полночною порой.
34
Т
ак приоткрой свои врага,
Дай мне хоть как-нибудь
Явиться призраком к жене
И только ей шепнуть,
35
Что это я, что это я,
Не кто-нибудь, а Джон
Под безымянною плитой
В аббатстве погребён.
36
Что это я, что это я
Лежу в гробу глухом –
Со мной постылая рука,
Земля во рту моём».
37
Ключи встряхнул апостол Пётр
И
строго молвил так:
«То – души грешные. Тебе ж –
Никак нельзя, никак».
38
И
молча, с дикою тоской
Пошёл Джон Боттом прочь,
И всё томится он с тех пор,
И рай ему невмочь.
39
В селенье света дух его
Суров и омрачён,
И на торжественный свой гроб
Смотреть не хочет он.

Брента

Брента, рыжая речонка!
Сколько раз тебя воспели,
Сколько раз к тебе летели
Вдохновенные мечты –
Лишь за то, что имя звонко,
Брента, рыжая речонка,
Лживый образ красоты!

Я и сам спешил когда-то
З
аглянуть в твои отливы,
Окрылённый и счастливый
Вдохновением любви.
Но горька была расплата.
Брента, я взглянул когда-то
В
струи мутные твои.

С той поры люблю я, Брента,
Одинокие скитанья,
Частого дождя кропанье
Д
а на согнутых плечах
Плащ из мокрого брезента.
С той поры люблю я, Брента,
Прозу в жизни и в стихах.

Акробат

Надпись к силуэту

От крыши до крыши протянут канат.
Легко и спокойно идёт акробат.

В руках его – палка, он весь – как весы,
А зрители снизу задрали носы.

Толкаются, шепчут: «Сейчас упадёт!» –
И каждый чего-то взволнованно ждёт.

Направо – старушка глядит из окна,
Налево – гуляка с бокалом вина.

Но небо прозрачно, и прочен канат.
Легко и спокойно идёт акробат.

А если, сорвавшись, фигляр упадёт
И
, охнув, закрестится лживый народ,-

Поэт, проходи с безучастным лицом:
Ты сам не таким ли живёшь ремеслом?

Анюте

На спичечной коробке –
Смотри-ка – славный вид:
Кораблик трёхмачтовый
Н
е двигаясь бежит.
Не разглядишь, а верно –
Команда есть на нём,
И в тесном трюме, в бочках, –
Изюм, корица, ром.
И есть на нём, конечно,
Отважный капитан,
Который видел много
Непостижимых стран.
И верно – есть матросик,
Что мастер песни петь
И
любит ночью звёздной
На небеса глядеть…
И я, в руке Господней,
Здесь, на Его земле, –
Точь-в-точь как тот матросик
На этом корабле.
Вот и сейчас, быть может,
В каюте кормовой
В
окошечко глядит он
И видит – нас с тобой.

Дождь

Я рад всему: что город вымок,
Что крыши, пыльные вчера,
Сегодня, ясным шёлком лоснясь,
Свергают струи серебра.

Я рад, что страсть моя иссякла.
Смотрю с улыбкой из окна,
Как быстро ты проходишь мимо
П
о скользкой улице, одна.

Я рад, что дождь пошёл сильнее
И
что, в чужой подъезд зайдя,
Ты опрокинешь зонтик мокрый
И отряхнёшься от дождя.

Я рад, что ты меня забыла,
Что, выйдя из того крыльца,
Ты на окно моё не взглянешь,
Не вскинешь на меня лица.

Я рад, что ты проходишь мимо,
Что ты мне всё-таки видна,
Что так прекрасно и невинно
П
роходит страстная весна.

Зимой

День морозно-золотистый
Сети тонкие расставил,
А в дали, пурпурно-мглистой,
Кто-то медь ковал и плавил.

Кто-то золотом сусальным
О
блепил кресты и крыши.
Тихий ветер дымам дальним
П
риказал завиться выше…

К сизым кольцам взоры вскинем!
Мир печалью светлой болен
С
тынет в небе, ярко-синем,
Строй прозрачных колоколен.

Леди долго руки мыла

Леди долго руки мыла,
Леди крепко руки тёрла.
Эта леди не забыла
Окровавленного горла.
Леди, леди! Вы как птица
Б
ьётесь на бессонном ложе.
Триста лет уж вам не спится –
Мне лет шесть не спится тоже.

Перешагни, перескочи

Перешагни, перескочи,
Перелети, пере- что хочешь –
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи
С
ам затерял – теперь ищи…

Бог знает, что себе бормочешь,
Ища пенсне или ключи.

Баллада

Мне невозможно быть собой,
Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
И
дёт безрукий в синема.

Мне лиру ангел подаёт,
Мне мир прозрачен, как стекло,
А он сейчас разинет рот
П
ред идиотствами Шарло.

За что свой незаметный век
В
лачит в неравенстве таком
Беззлобный, смирный человек
С опустошённым рукавом?

Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Безрукий прочь из синема
И
дёт по улице домой.

Ремянный бич я достаю
С
протяжным окриком тогда
И ангелов наотмашь бью,
И ангелы сквозь провода

Взлетают в городскую высь.
Так с венетийских площадей
Пугливо голуби неслись
О
т ног возлюбленной моей.

Тогда, прилично шляпу сняв,
К безрукому я подхожу,
Тихонько трогаю рукав
И
речь такую завожу:

«Pardon, monsieur *, когда в аду
З
а жизнь надменную мою
Я казнь достойную найду,
А вы с супругою в раю

Спокойно будете витать,
Юдоль земную созерцать,
Напевы дивные внимать,
Крылами белыми сиять,-

Тогда с прохладнейших высот
Мне сбросьте пёрышко одно:
Пускай снежинкой упадёт
Н
а грудь спалённую оно».

Стоит безрукий предо мной,
И улыбается слегка,
И удаляется с женой,
Не приподнявши котелка.
_________________________
* Простите, сударь (фр.)

Весенний лепет не разнежит

Весенний лепет не разнежит
Сурово стиснутых стихов.
Я полюбил железный скрежет
Какофонических миров.

В зиянии развёрстых гласных
Д
ышу легко и вольно я.
Мне чудится в толпе согласных –
Льдин взгромождённых толчея.

Мне мил – из оловянной тучи
Удар изломанной стрелы,
Люблю певучий и визгучий
Лязг электрической пилы.

И в этой жизни мне дороже
В
сех гармонических красот –
Дрожь, побежавшая по коже,
Иль ужаса холодный пот,

Иль сон, где некогда единый,-
Взрываясь, разлетаюсь я,
Как грязь, разбрызганная шиной
П
о чуждым сферам бытия.

Из окна

1

Нынче день такой забавный:
От возниц, что было сил,
Конь умчался своенравный;
Мальчик змей свой упустил;
Вор цыплёнка утащил
У
безносой Николавны.

Но – настигнут вор нахальный,
Змей упал в соседний сад,
Мальчик ладит хвост мочальный,
И коня ведут назад:
Восстаёт мой тихий ад
В
стройности первоначальной.

2

Всё жду: кого-нибудь задавит
Взбесившийся автомобиль,
Зевака бледный окровавит
Торцовую сухую пыль.

И с этого пойдёт, начнётся:
Раскачка, выворот, беда,
Звезда на землю оборвётся,
И станет горькою вода.

Прервутся сны, что душу душат.
Начнется всё, чего хочу,
И солнце ангелы потушат,
Как утром – лишнюю свечу.

Вечер

Под ногами скользь и хруст.
Ветер дунул, снег пошёл.
Боже мой, какая грусть!
Господи, какая боль!

Тяжек Твой подлунный мир,
Да и Ты немилосерд,
И к чему такая ширь,
Если есть на свете смерть?

И никто не объяснит,
Отчего на склоне лет
Х
очется ещё бродить,
Верить, коченеть и петь.

Путём зерна

Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.

Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю чёрную оно упасть должно.

И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрёт и прорастет.

Так и душа моя идёт путём зерна:
Сойдя во мрак, умрёт – и оживёт она.

И ты, моя страна, и ты, её народ,
Умрёшь и оживёшь, пройдя сквозь этот год,–

Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путём зерна.